Будьте в состоянии говорить в этом воображаемом процессе с такою же импровизацией, с какой вы говорите о том воображаемом случае, очевидцем которого вы были, и вы скажете речь стройную, обстоятельную, вытекающую прямо из дела. Мы ежедневно наблюдаем чудо естественного красноречия у людей, которые не обладают никакой интеллектуальной культурностью и наблюдение над этим чудом заставляет подумать об его психических основаниях. Вот перед вами человек, бывший участником известного дела. Расспросите его – он расскажет вам дело со всеми деталями. Пройдет известное время, впечатление улеглось, он успокоился. Теперь спросите его – вам будет стоить громадного труда заставить его рассказать то же дело. Но вот он очутился на суде. Мгновенно это инертное существо воодушевляется и произносит речь, возбуждающую ваше удивление. Почему этот безграмотный, грубый, необразованный рабочий перед несправедливым запирательством, перед позорным обвинением становится вдруг красноречивым? Откуда появляется в нем это естественное красноречие, которое возбуждает удивление слушателей? Почему его речь течет быстро, ясно, трогательно?
То, очевидцем чего он был, вдруг живо встает пред ним; ассоциация идей создает захватывающую картину; он видит пред собой факты как в зеркале. Наблюдайте за ним хорошенько, следите за его взором. Вы присутствуете не перед рассуждением, трудолюбиво скомбинированным, благодаря предварительному обдумыванию, а перед видением: говорящий воспроизводит образы, которые он видит где-то там, перед собой, в их объективной связи. Он не думает об аудитории, он не рассуждает, он не спорит, он рассказывает, описывает; перерывы не сбивают его с пути, он на них не отвечает. Как только невольная задержка прекратится, он продолжает на том же слове, на котором кончил, и председатель суда изнемогает в тяжелых усилиях заставить его замолчать или вернут его к тому порядку идей, которым интересуется суд. Изучайте старательно это явление. Этот человек, без всякого сомнения, красноречив, и мы никогда не достигнем его ораторской силы. Это – сила, правда, не дисциплинированная, но все же сила. Она всецело исходит из его видения, из его активного, живого представления, из фактов, которые когда-то произвели на него впечатление, и живое представление которых заставляет вновь рождаться в его душе всю первоначальную силу впечатления. Но этот человек говорит без конца, слишком страстно, стремительно, притом смешивает самые ничтожные детали с существенными данными дела, и потому именно он не владеет собой, что его речь есть явление, не зависящее от его воли. Он неудержимо подпадает влиянию той картины, которую он видит пред собой. Вообразите, что вы можете создать для себя в момент речи то умственное состояние, в котором находится этот оратор-импровизатор, что вы в состоянии видеть все ваше дело с такой же силой интуиции, как он, и вы, подобно ему, очутитесь во власти предмета вашей речи. Вы получите ту же силу, но и у вас, как и у него, стремительный поток польется через все преграды. Не ясно ли вытекает отсюда основное правило? Нужно подходить к судейскому столу в таком состоянии, чтобы обладать способностью импровизации, которою обладает естественное красноречие, и в то же время оставаться господином своей речи; нужно иметь в своем распоряжении всю силу невольного оратора, и вместе с тем обладать еще большей силой – уменьем сдерживать свою силу.
Итак, речь идет, во-первых, о том, чтобы привести себя в то психическое состояние, которое раскрывает уму в желаемый момент ясное, очевидное представление о всех данных дела в их объективной связи. И это есть именно то, что доставит вам всю силу естественного красноречия. Во-вторых, речь идет о том, чтобы быть в состоянии удержать себя от внушений тех образов, которые настойчиво вызывает естественное красноречие, т. е. чтобы, так сказать, раздвоиться, применять к образам, встающим перед глазами, работу рефлексии, распределить в этом калейдоскопе относительное значение образов, составить из них сознательно, по вашему выбору, такие картины, такие элементы дела, которые, по вашему мнению, имеют значение для суждения судьи.
Вот что отличает просвещенное, художественное, свободное красноречие от красноречия невольного, грубого, природного.
Чтобы достигнуть обоих эффектов, чтобы, с одной стороны, получить ясное представление об элементах дела и, с другой, формулировать продуманное суждение об этих элементах, необходимо в совершенстве представлять себе аналитическую связь всех идей, порождаемых процессом. Более ничего не нужно. Посмотрите, как общественное мнение заблуждается, связывая способность импровизации с так называемой легкостью речи, даром слова.
«Легкость речи» – старый и презренный предрассудок! Не наблюдали ли весьма часто, что, как правило, нет более молчаливых людей, чем великие ораторы. Мало ли болтунов, которые, очутившись перед аудиторией, чувствуют себя в полном бессилии? Ораторская свобода речи, способность сдержанного слова не имеют ничего общего с скорой и болтливой речью. Эта свобода прежде всего есть способность созидать стройный ряд идей и располагать их в взаимной связи и зависимости. Она заключается гораздо больше в способности мыслить, чем говорить.
В этой способности, дорогие товарищи, лежит секрет судебного красноречия, и притом единственный секрет, обнимающий все другие. Вся суть в том, чтобы явиться в суд с ясным, добытым путем анализа знанием дела, с полным знанием всех данных, рассмотренных со всех сторон и во всех возможных взаимных отношениях между ними, с ясным представлением о каждой идее, о каждой ассоциации, образуемой этими идеями, о законе каждой из этих ассоциаций.